Тибетский Флешбек

Мой дорогой дневник, ведь ты же знаешь, что мы с тобой оба - прожжённые материалисты, агностики-реалисты и эзотерические скептики. Так объясни же мне наконец, что это такое произошло с нами тогда, в пещере возле монастыря Чиу в Западном Тибете? Ты помнишь, сколько раз с тех пор я восстанавливал в уме детали этого события, так что мне совсем не составит труда напомнить тебе, как всё было...

Перед тем, как совершить обход-"кору" вокруг озера Маносаровар, я решил немного помедитировать и попонтоваться перед самим собой. Для этого, отправившись в близлежащую пещеру, я зашёл туда и с очень серьёзным видом сел в позе лотоса недалеко от входа. Медитировал я недолго, как мне показалось минут 40-50. Моё уединение вдруг нарушил неожиданно зашедший в пещеру полноватый тибетец с жидкой бородкой и усиками. Приветливо кивнув мне и не обращая ни малейшего внимания на мои медитативные потуги, он начал медленно разговаривать со мной. Я даже немного обиделся. Как же так, я ведь сижу и занимаюсь очень важным делом, а какой-то местный мужичок нагло отвлекает меня от пути к Нирване. К тому же, думал я, никакого адекватного диалога всё равно не могло бы получиться, потому что обычно местные тибетцы говорили по английски в точности так же, как и я - а именно, не могли связать двух слов и не имели шансов даже на приблизительное понимание собеседника, так как их словарный запас ограничивался одной - двумя фразами. Но разговор всё же состоялся. После нескольких первых предложений я подумал, что этот человек, наверное, является гидом какой-то другой группы. Он обращался ко мне так, что я почти полностью понимал его. Это был ломаный и корявый английский, но он в точности соответствовал моему уровню на тот момент времени. Чёткая жестикуляция моего собеседника как бы дополняла вербальную информацию, которую он явно пытался до меня донести. Я начал отвечать ему и постепенно втягиваться в разговор. Суть сводилась к тому, что буддизм тибетской Ваджраяны мне совсем не подходит. Якобы, я вижу только лишь его внешнюю атрибутику, полностью упуская суть медитативных практик и совершенно ничего не понимая в магических ритуалах. Я не смогу идти по этому пути. Он, в общем, советовал бы мне насовсем оставить буддизм. А вообще, ему нравится моя медитация... Поблагодарив тибетца за добрый совет, я встал, попрощался и вышел из пещеры. Наступала ночь, и я решил пойти спать, потому что нужно было рано вставать...  
  
Через несколько дней, находясь совершенно в другом месте, мы зашли в тибетский музей. Переходя от одного экспоната к другому, я вдруг остановился возле стеклянной витрины, в которой сидела в позе лотоса позолоченная статуя какого-то учителя... Я сразу его узнал. Это был тот самый тибетец из пещеры. У меня не было ни малейшего сомнения в этом. Это был он, и никакая логика не могла оспорить этот факт. От удивления у меня подкосились колени и закружилась голова. Я подошёл смотрителю-гиду и, с пересохшим горлом, показав на статую, спросил, кто такой этот человек.   
  
Вдвоём мы медленно подошли к витрине. Улыбнувшись и сложив ладони в области груди, гид сообщил мне, что этого гуру зовут Падмасамбхава. Видя, что это имя мне совсем ничего не говорит, он позвал переводчика, и спокойно добавил : "Это - Гуру Ринпоче. Он жил здесь больше тысячи лет назад. Легенды говорят, что иногда он до сих пор заходит в пещеры, где когда-то медитировал сам, и разговаривает там с теми, кому посчастливится его увидеть. Он часто даёт советы, и лучше им следовать. Правда это, скорее всего, сказка. Знаешь, одна из таких пещер находится возле монастыря Чиу с горячими источниками... Вы не заезжали в Чиу?"  
  
Я до сих пор помню, как медленно сползал по стенке и голос переводчика становился далёким и глухим. Наверное, я правильно сделал, что оставил буддизм, как ты думаешь, мой дорогой дневник?

Покемон

Юджин медленно шагал по ботаническому саду Ассинибойн парка, пристально вглядываясь в экран своего нового смартфона. Он точно не знал, чего ожидать и к чему быть готовым. Жаркое винипегское солнце устало ползло по небу, приближаясь к близкому горизонту и мечтая о скором закате. Комары сбивались в звенящие стайки и готовились к предстоящей вечерней атаке, начиная насвистывать свои боевые песни. Медленно нашёптывая свою любимую мантру, Юджин спокойно наблюдал за внутренней иллюзорностью внешних феноменов, растворяя свой субъективизм в объективе встроенной в телефон фотокамеры. Он не сразу заметил странное жёлтое существо, похожее на большую мышь с красиво изогнутым хвостом и двумя длинными коричневыми полосками на спине.
- Кто ты? - спросил Юджин, немного опешив. Сначала ему было показалось, что это только он и видел эту сущность, неожиданно выпрыгнувшую из ближайших кустов прямо перед ним на дорожку, посыпанную гравием. Но, посмотрев по сторонам, Юджин убедился, что практически все люди вокруг направляли свои смартфоны в одну и ту же сторону, с явным удивлением и не скрываемой радостью наблюдая белкоподобное отображение розовощёкого персонажа на своих экранах.
- Я - Персонифицированное Олицетворение Кармического Единства Манад Осознанных Наблюдателей. Можешь называть меня сокращённо, уменьшительно-ласкательно : Покемон.
- Зачем ты здесь? - удивился Юджин.
- Странно, а вот почему никто никогда не спрашивает меня : "А зачем я здесь?" В смысле, не я, а вот ты - зачем именно ты здесь, а не я... У вас у всех сознание исключительно наружу направленно, что-ли? И Юджину показалось, что Покемон тихо, сквозь зубы процедил : "Дебилы, блядь"...
- Ну, наверное, мы все знаем смысл своего существования. А вот ты что здесь делаешь, мне совершенно непонятно.
- Послушай, Юджин... Ты комикс про дирижабли читал? Там же всё так ясно и кратко изложено... Ну хорошо, не важно, можно ведь и ещё раз объяснить... Я - Персонифицированное Олицетворение Кармического Единства Манад Осознанных Наблюдателей, сокращённо - Покемон. Когда несколько живых субстанций, обладающих сознанием, начинают отстранённо, как беспристрастные свидетели, созерцать внутренние содержания своих умов и их проявления во внешней реальности, то вместе они входят в такое состояние, при котором их схожие духовные единицы совместно прекращают создавать общую карму, сливаясь друг с другом в едином кармическом вакууме. Но понять этого они уже не могут, потому что субъективное восприятие в этот момент практически отключено. И тогда возникает необходимость в персонификации их состояния, которое и олицетворяю я, а они, в свою очередь, просто визуализируют.
- А, понятно. И много вас таких?
- Наше контингент ограничен только количеством осознанных наблюдателей, понимаешь? Ну всё, Юджин, мне пора. Хорошего понемножку. Не поминай лихом, - улыбнулся Покемон.

Немного шокированный Юджин опустил свой смартфон вниз, направив камеру в никуда. Солнце садилось, комары кусали. Покемона на дорожке больше не было.
- Вы это тоже слышали? - спросил он у высокой брюнетки, которая медленно проходила мимо.
- Конечно, Юджин. Это был Пикачу. Он всегда всем зубы старается заговорить, чтобы его не поймали. А ты, если захочешь ещё вот так пообъединяться, то дай мне знать. Я с удовольствием повторю, мне понравилось, - подмигнула брюнетка.

Юджин выключил камеру и побрёл к выходу из парка. "Я поймаю его. Я поймаю их всех!", - как мантру, повторял он в тишину вечера, пока на небе загорались первые звёзды.

1 Апреля 1995-го

Сегодня первое апреля - так сказать, день Дурака. Каждый год в этот день я вспоминаю историю двух настоящих дураков, которые один раз уплыли на дырявом каяке в открытое Средиземное море.   
  
Слушай, мой дорогой дневник.  
  
Первое апреля девяносто пятого выпало на субботу. В кибуце Мааган Михаэль выдался довольно прохладный и относительно ветреный день. Это был первый выходной, в который я вышел домой на побывку из армии. Я был бравым солдатом уже целую неделю и был очень этим горд. Поэтому, когда мой друг Эвиатар после завтрака предложил поплавать на каяке в море, я сразу согласился. "Знаешь, братишка", - "сказал я ему, - "по-русски говорят, что пьяному море по-колено. Представляешь, докуда оно израильскому солдату?". И мы вместе пошли на кибуцный пляж.   
  
Наш каяк сразу показался мне каким-то странным. Может быть, потому, что я совершенно не умел на нём плавать, хотя теорию знал не плохо... В общем, мы надели спасательные жилеты и отправились в путь. Гребли долго - сначала до острова, потом на юго-запад, а затем - просто в открытое море. "А слабо уплыть на этом каяке в Турцию или на Кипр?", - спросил Эвиатар. "Да легко", - ответил я, продолжая работать веслом. Мы оба видели дырку в днище каяка, через которую внутрь него постепенно набиралась вода, но спокойно делали вид, что просто не замечали её - ведь было очень интересно, кто же из нас первый испугается. И вот, берега уже не видно. Остров остался на горизонте. Начался лёгкий шторм. Ветер стал усиливаться.  "Ну ладно, поплавали", - не выдержал я, - "разворачиваемся к берегу". Эвиатар победоносно ухмыльнулся и согласился, как-бы делая мне одолжение. Но возвращаться было уже слишком поздно. На развороте наш просевший от набравшийся в него воды каяк накрыла очередная волна, и он перевернулся, накрыв нас собой. Отплёвываясь и смеясь, мы вынырнули на поверхность. И хотя мы оба знали, что перевернуть каяк обратно у нас не получится, ещё какое-то время продолжали шутить и вести непринуждённую беседу посреди морских волн, держась за дрейфующий кверху дном каяк. Но постепенно улыбались мы всё меньше и меньше. Прохладная вода, порывистый ветер и не маленькие волны делали своё, и усталость давала себя знать. Примерно через полчаса мы решили добираться вплавь до берега, потому что боялись совсем потерять ориентацию в море. На горизонте был виден кибуцный остров, и мы знали, что от него - совсем недалеко до пляжа. Отцепившись от каяка, мы взяли направление на северо-восток. Спасательные жилеты поначалу придавали немного уверенности, но плыть в них оказалось совершенно невозможно. Не тёплая температура воды добавляла нервозности, так же, как и неконтролируемое подрагивание мышц. Волны били в лицо, закрывая остров на горизонте, и было немного страшно, что тело сведёт судорогой. Через некоторое время мы поняли, что почти совсем не продвигаемся к берегу и, если хотим доплыть до него, то нам нужно снять спасательные жилеты. Было предельно ясно, что захлебнуться очередной волной они бы нам не помешали, а вот на скорость и расход сил влияли, как нам казалось, крайне отрицательно. И тогда мы сняли спасательные жилеты и продолжили плыть, и плыли так около четырёх часов. Через какое-то время сознание как-бы сузилось, а время замедлилось. Ощущалось и виделось только облачное небо, плещущиеся волны, далёкий берег на горизонте и постепенно, очень медленно растущий кибуцный остров, который как бы качался вверх-вниз. Несколько раз силы и выдержка по-очереди оставляли нас, и мы начинали прощаться друг с другом. И тогда тот, кто в этот момент пугался сильнее, успокаивал другого, отплёвывая солёную морскую воду. Периодически мы держали друг друга за руки, на какое-то время приобретая некое иллюзорное ощущение опоры. Нам действительно повезло, что приступы паники ни разу не случились с нами одновременно. Видимо, подсознательно мы понимали, что если испугаемся в одно и то же время, то на берег не выйдем уже никогда. Только потом я понял, что практически всё время говорил с Эвиатаром по-русски, а он отвечал мне на иврите так, как будто бы понимал меня... "Плыви, брат, плыви", - говорил я ему. - "я не хочу добраться до берега один". И держал его за руку. А потом, когда я переставал грести и просто дрожал от усталости и холода, он брал мою руку и кричал : "Не смей останавливаться, плыви к берегу, остров уже совсем близко!"...  
  
Когда я был совсем маленький, мой дед учил меня отдыхать на воде, лёжа на спине. Я очень не любил эти занятия и всё время спрашивал его : "Дед, ну зачем мне это нужно?" А он всегда отвечал одно и то же : "Вот увидишь - придёт время, и тебе это пригодится"... Дед умер в за пару лет до этого случая. Но тогда, в море, я вдруг ясно услышал его голос : "Ложись на спину, как я тебя учил. Ты помнишь, как". И я лёг на спину, а потом, отдохнув, снова взял за руку Эвиатара.  
  
Мы выползли на берег через несколько часов. Из-за первого апреля люди не сразу поверили нашему другу, который пытался позвать кого-нибудь нам на помощь. Ведь только один он видел, как мы с Эвиатаром уплывали за горизонт, а для остальных всё это звучало, как простая первоапрельская шутка... Каяк и спасательные жилеты потом нашли то-ли в Хедере, то ли в Кейсарии. А мы с  Эвиатаром ещё много лет после этого заплыва каждого первого апреля праздновали наш совместный день рождения.  
  
Мой дорогой дневник, если ты увидишь сегодня Эвиатара, то поздравь его от меня и обними покрепче. Я знаю, что иногда даже сейчас, закрывая глаза перед сном, он видит перед собой качающийся на волнах остров, до которого нужно доплыть. И я, если честно, тоже... С первым апреля, мой дорогой дневник!

Разговор с воображаемым другом


Знаешь, мой дорогой дневник, в последнее время я очень часто ощущаю себя старым, циничным и тяжёлым на подъём динозавром. Я уже давно всё повидал, везде и всюду попутешествовал, достаточно пошалил в молодости и весело погулял в юности. Вдоволь напился и до отвалу наелся в зрелом возрасте, намедитировался до коликов в муладхаре и напросветлялся во всех своих воплощениях до конъюнктивита третьего глаза. Во мне практически невозможно вызвать посторонние эмоции, непосредственным образом не связанные с моим ближайшем окружением. Но есть и исключения из этого правила; и одно из этих исключений - это, конечно же, Алик. Старая гвардия, а вернее - старый орёл. Знаешь, мой дорогой дневник, мы уже давно не тусуемся и не валяем дурака, как раньше, а ведём себя очень адекватно, просто и примерно живя в своих семьях. А после иммиграции в Канаду мы с ним вообще находимся на значительном расстоянии друг от друга, и поэтому снова встречаться каждые три недели у нас пока нет возможности. А общаться с Аликом мне хотелось бы каждый день. Потому что именно он и является для меня тем самым человеком, с которым я могу просто подолгу молчать, и тишина вокруг совсем не будет гнетущей, и вовсе не возникнет желания нарушить её. Или наоборот - говорить, рассказывать и спорить, иногда обсуждая по сто раз одно и то же, не уставая, не напрягаясь и не изнашивая интерес к давно, казалось бы, заезженным темам.

Поэтому, когда мне нужно что-то обговорить, обдумать или просто остановить очередной безумный внутренний монолог, я часто веду вымышленную беседу с воображаемым Аликом. Он ещё не носит очки и не начал лысеть, этот Алик. А в остальном он - такой же, как и настоящий. И вот я усаживаюсь поудобней и начинаю разговор. "А помнишь", - говорю ему я, -"как мы познакомились в кибуце Мааган Михаэль? Ты тогда похвастался мне, что знаешь, на какие точки в теле можно нажать, чтобы убить, вылечить или просто поманипулировать сознанием человека. А я гордо сообщил тебе, что вижу ауру, умею разговаривать с демонами и выходить в астрал". На этом месте воображаемый Алик обычно саркастически улыбается и называет "тех" нас молодыми долбоёбами с явными признаками юношеского маразма. Но я не успокаиваюсь и продолжаю : "А помнишь ульпан, ночные пьянки, сумасшедшую компьютерную игру "Gods" и кибуцную столовую? У меня ведь до сих пор где-то валяется ложка-галстук, которую ты мне подарил... А Юру с его магическими амбициями? А материалиста Эдика, которого я на несколько секунд вытащил из его физического тела? А Катю из Кишенёва? А Дану? Алик, ты помнишь эту итальянку?" Вспоминая Дану, мы оба замолкаем и немного обиженно сопим... "А Иерусалим?  А 'невірно набраний номер'? А ночёвки в заброшенной деревне Лифта? А пиво в Нетании, а йогу в Кфар-Сабе?" Ну и так далее, и тому подобное. Я могу вспоминать долго, взахлёб крича : "А помнишь паб на Адаре в Хайфе? Помнишь, как мы клялись друг другу никогда не менять личную свободу на домашние тапочки? А мистический Пятачок, а ночное море, а поездку на попутках в Беер-Шеву, а... помнишь, помнишь, помнишь?" Но воображаемый Алик, почти как настоящий, немного поморщившись, цинично одёргивает меня и резко спрашивает : "А ты что хотел-то, Мэн? Может, хватит индульгировать уже на своём маразме?" И тогда я беру телефон и звоню настоящему Алику. И говорю ему : "Приезжай в Виннипег, Мэн. Засиделся ты в своих Монреалях". А потом один иду пить пиво и кидаю в бокал маслину, как мы с ним договорились делать когда-то, лет двадцать назад.   

   
Мой дорогой дневник, передай, пожалуйста, Алику, что в конце мая я буду ждать его в гости - ведь сезон рыбалки уже будет открыт.