Разговор с воображаемым другом

Знаешь, мой дорогой дневник, в последнее время я очень часто ощущаю себя старым, циничным и тяжёлым на подъём динозавром. Я уже давно всё повидал, везде и всюду попутешествовал, достаточно пошалил в молодости и весело погулял в юности. Вдоволь напился и до отвалу наелся в зрелом возрасте, намедитировался до коликов в муладхаре и напросветлялся во всех своих воплощениях до конъюнктивита третьего глаза. Во мне практически невозможно вызвать посторонние эмоции, непосредственным образом не связанные с моим ближайшем окружением. Но есть и исключения из этого правила; и одно из этих исключений - это, конечно же, Алик. Старая гвардия, а вернее - старый орёл. Знаешь, мой дорогой дневник, мы уже давно не тусуемся и не валяем дурака, как раньше, а ведём себя очень адекватно, просто и примерно живя в своих семьях. А после иммиграции в Канаду мы с ним вообще находимся на значительном расстоянии друг от друга, и поэтому снова встречаться каждые три недели у нас пока нет возможности. А общаться с Аликом мне хотелось бы каждый день. Потому что именно он и является для меня тем самым человеком, с которым я могу просто подолгу молчать, и тишина вокруг совсем не будет гнетущей, и вовсе не возникнет желания нарушить её. Или наоборот - говорить, рассказывать и спорить, иногда обсуждая по сто раз одно и то же, не уставая, не напрягаясь и не изнашивая интерес к давно, казалось бы, заезженным темам.

Поэтому, когда мне нужно что-то обговорить, обдумать или просто остановить очередной безумный внутренний монолог, я часто веду вымышленную беседу с воображаемым Аликом. Он ещё не носит очки и не начал лысеть, этот Алик. А в остальном он - такой же, как и настоящий. И вот я усаживаюсь поудобней и начинаю разговор. "А помнишь", - говорю ему я, -"как мы познакомились в кибуце Мааган Михаэль? Ты тогда похвастался мне, что знаешь, на какие точки в теле можно нажать, чтобы убить, вылечить или просто поманипулировать сознанием человека. А я гордо сообщил тебе, что вижу ауру, умею разговаривать с демонами и выходить в астрал". На этом месте воображаемый Алик обычно саркастически улыбается и называет "тех" нас молодыми долбоёбами с явными признаками юношеского маразма. Но я не успокаиваюсь и продолжаю : "А помнишь ульпан, ночные пьянки, сумасшедшую компьютерную игру "Gods" и кибуцную столовую? У меня ведь до сих пор где-то валяется ложка-галстук, которую ты мне подарил... А Юру с его магическими амбициями? А материалиста Эдика, которого я на несколько секунд вытащил из его физического тела? А Катю из Кишенёва? А Дану? Алик, ты помнишь эту итальянку?" Вспоминая Дану, мы оба замолкаем и немного обиженно сопим... "А Иерусалим?  А 'невірно набраний номер'? А ночёвки в заброшенной деревне Лифта? А пиво в Нетании, а йогу в Кфар-Сабе?" Ну и так далее, и тому подобное. Я могу вспоминать долго, взахлёб крича : "А помнишь паб на Адаре в Хайфе? Помнишь, как мы клялись друг другу никогда не менять личную свободу на домашние тапочки? А мистический Пятачок, а ночное море, а поездку на попутках в Беер-Шеву, а... помнишь, помнишь, помнишь?" Но воображаемый Алик, почти как настоящий, немного поморщившись, цинично одёргивает меня и резко спрашивает : "А ты что хотел-то, Мэн? Может, хватит индульгировать уже на своём маразме?" И тогда я беру телефон и звоню настоящему Алику. И говорю ему : "Приезжай в Виннипег, Мэн. Засиделся ты в своих Монреалях". А потом один иду пить пиво и кидаю в бокал маслину, как мы с ним договорились делать когда-то, лет двадцать назад.   
   
Мой дорогой дневник, передай, пожалуйста, Алику, что в конце мая я буду ждать его в гости - ведь сезон рыбалки уже будет открыт.